▼

В подземке подбегает развесёлая дама-ещё-не-старушка:

— Как это?! — читает раза три слово, отпечатанное на футболке, потом отодвигает еженедельник, что я держу в руке, и дочитывает, что внизу. Там «говно». Улыбка уменьшается.
— А что на спине?
— Ничего. (А вообще не знаю, я не смотрел ещё) — то, что в скобках я говорю под нос, и поезд эту реплику заглушает.
— Вы выходите? — улыбка ещё на лице, но это от смущения; огорчение от того, что „Свиблова — говно“, на лице дамы ещё не отразилось.
— Нет.
— Пропагандируете?
— Конечно, — тут она выскочила из вагона.

Думаю, она приняла меня за „местного“-нашиста-румоловца-молодогвардейца, и вышла на Таганской с ощущением, что, наверно, теперь дело стало за Ольгой Свибловой, наверно и дело уже прокуратурою возбуждено. Неприятно себя потом чувствовал. Как тут быстро и ясно объяснить, что я не оттуда, добавки в государственном терроре художников нет, а вовсе даже из оганьянюгенда.



Малый реакционизм Дмитрия Гутова (982↓)